В прошлом году я попросила епископа ХВЕ Ряховскую Нину Анатольевну принять, и выслушать меня по личному вопросу. По прибытию в церковь мною был обнаружен духовный труп Нины Анатольевны, который, по всей видимости, только что, как следует закусил в столовой. (В славной столовой, которая располагалась в том же помещении...) Вытирая мокрые жирные руки об кофту, женщина уверенным шагом подошла ко мне. Я обрадовалась - поскольку уже устала ждать на диване под дверью. И, только рассмотрев её поближе, и повнимательнее, испугалась, поняв, что дело дрянь - трупные пятна и разлагающаяся плоть впечатляли масштабом.
- Ты слышишь запашок Алёна?...
Подумала Нина Анатольена.
- Нет.
Подумала я. Я сказала неправду. Запашок был, труп подванивал, но я промолчала, мало ли... Ведь иногда они возвращаются снова и снова.
Мы прошли в кабинет. Она не заметила, что я уже поняла, что с ней что-то... не хорошо, сразу панибратски предложила пачку таблеток "Димедрол". На мой вопрос откуда таблетки, она ответила, что их готовит Сергей Васильевич, дома, и что главное - слушаться мужа, побольше. Чем больше я буду слушаться мужа, тем быстрее решаться мои беды. На мой вопрос
- Что, вот прям так и слу-ша-ть-ся?
Она ответила:
- Да. (Мол, она и сама так живёт, от одного послушания, до следующего. Главное пить димедрол, и не задавать лишних вопросов.)
Потом она стала рассказывать, о девочках из церкви. Когда я спросила её, о каких ещё, ваше благородие, девочках из церкви, она ответила (правда):
- Алёна... Об послушных девочках. Вот, например, у меня была одна девочка, такая умница, да такая послушная. Сразу всё сделала, что я сказала... Какая послушная девочка... ммм.
Мне стало неловко, потому что оттенок её рассказов (а они были довольно долгими), приобрёл насыщенный неприлично розовый цвет. Мне даже показалось, что от возбуждения приятными воспоминаниями и рассказами, полноватые ноги Нины Анатольевны немного раздвинулись сами собой под столом. Нет, не показалось. И даже послышалось, что там... под юбкой епископа, что-то вызывающе чавкнуло, или мокренько хлюпнуло, потянуло кильками, или чесночком... Ну и дела. Я хотела сказать ей прямо, что не верю, и вообще считаю выражения "девочка", "моя девочка", "послушная девочка" неприемлимыми в устах пастыря, и больше того - вульгарными. Но она мысленно сказала:
- Не надо.
Я поняла. Потом до меня дошло, что я попала не туда, не в тот кабинет, а может, и не в ту церковь, и как-то надо... выходить из ситуации. Предлагать себя епископу, как "послушную девочку, которая сделает всё, как она скажет", я не стала - для меня это не типично вообще. Предложила помолиться, и отошла в другой конец кабинета. Это было ужасно. Ей показалось, что я начала бегать по кабинету туда и сюда, кругами, не сидеть на месте, и кричать. Я подумала про себя:
- Нина Анатольевна, да кто ж позволит себе бегать в кабинете у малознакомого епископа, да ещё при этом и не сидеть на месте, и воинственно кричать?
Но она посмотрела в потолок, вытянула губы трубочкой, и подумала ещё громче:
-Алёна, Вы меня немножечко смущаете. Сядьте, и пососите димедрол. Поможет.
Я сразу поняла, (как человек глубоко больной, и неадекватный), что в кабинете реальности две, её и моя. И в её реальности, в реальности зрелой, дородной, волшебной фантазёрши, я выгляжу не важно. Я была не-пос-луш-ной девочкой, которая твёрдо решила, что ни в какое послушание с малознакомым пастырем играть не будет никак вообще.
Она глубокомысленно посмотрела на меня через другой край стола, и сказала:
- Что, никак вообще, моя девочка?
Я опять начала бегать по кабинету, и не сидеть на месте (только я это забыла, потому что уже как следует насосалась димедрола, пока слушала рассказы о послушных девочках). Бегать и воинственно кричать, как дура:
- Лэй са ла ба ла, ри ба са така мая, ши маса така мая, я разрушаю всякий дух лесбиянства в этом кабинете, потому что я Вам сестра и сотрудница, и никакая не девочка, не кошечка, и не по-слуш-ни-ца!
Но она сказала:
- Сядь. У тебя ничего не выйдет, я сейчас позову юриста.
Зачем пытались позвать юриста, я не поняла, наверное димедрол уже вставил меня, и я мало отдавала отчёт своим действиям. Вот так мы и познакомились.
"Моя девочка! Моя девочка! Моя прелесть!"
"... К девочкам у меня два основных требования - они должны быть красивые и голые." Н. А. Ряховская.